— Глашка! Поди сюда!
— Здеся я, Егор Ляксеич!
— Ску-у-у-шно мне! — Протянул барин, оглядывая богато уставленный стол.
Сегодня на обед Парашка расстаралась — горячие щи и холодная со льдом ботвинья с осетриной, грибы жареные в сметане, утка с соленьями и моченой брусникой.
— Присядь, расскажи, что на свете делается.
Налил себе настоечки на смородине, и сыто откинулся на диван. В курительную идти было лень, а в гостинной, где он всегда обедал, Егор Алексеевич не позволял себе дымить. Глашка, пошамкав губами, и глядя в потолок, начала:
— а вот, сказывают, в Николаевке свадьба была... Женил там местный барин одну девку. Привезли, значит, в церкву невесту для венчания. В нагольном тулупе, волосы распущены, как у русалки, в добавок у нее претолстое брюхо. Барин и спроси у родни ейной: что бы значило толстое брюхо? А они и говорят, мол, к брюху привязан пирог, который молодые должны будут съесть.
Невеста-то была на сносях, и про это скрыть хотели от барина. Как-будто древний обычай какой. Барин как прознал, потом сильно ярился. Жениха высек, и свадьбу расстроил. Первая ночь не ему досталась-то, а с брюхатой какой антирес? Опять же целковик в подарок за первую ночь, не шутки... штуки три-четыре барана можно было купить или бычка, или кур штук двадцать...
— Дааа... — Задумчиво подтвердил Егор Алексеевич, и махнул на Глашку рукой. — Ступай, нет бы что веселое рассказать. Позови мне Семена.
Глашка шаркая теплыми чоботами по паркету, скрылась за дверью.
***
Егор Алексеевич Степанов дослужился до чина статского советника, и никакая карьера уже не манила его вдаль, в столицу, честолюбие его вполне удовлетворялось деревенской жизнью с ее занятиями и развлечениями. Жениться не случилось, так и жил бобылем. Выйдя в отставку, в 1833 году он купил имение, тем самым, перейдя в разряд мелкопоместных помещиков с двадцатью крестьянскими душами. Покупка обошлась в 44 500 бумажных рублей, или 14 800 целковых.
Усадьба ему досталась деревянная, одноэтажная, с резьбой, и со светелками, окна были довольно широки, стекла с мелким переплетом. В средине — крыльцо, разделявшее дом на две половины: жилую и для гостей. От крыльца по обе стороны шли решетки, образуя террасу. Просторные сени, соединяли обе половины дома.
В передней приемной комнате стена была увешана образами, из которых многие были в ценных киотах, перед иконами теплились лампады. Видное место в комнате занимал дубовый стол, покрытый крахмальной скатертью. Кругом, вдоль стен, шли мягкие диваны. В жилых комнатах тоже в переднем углу образа. Кроме диванов, стояло с полдюжины стульев простой, незатейливой работы. Печь из узорчатых разноцветных изразцов с лежанкой.
Жилых комнат было немного, но зато были разные холодные, коридоры, чуланы, кладовые с платьем, съестными припасами, сушеными грибами, наливками и прочим. В сараях и амбарах хранилось много всякой всячины, и старая изломанная мебель, и сундуки с платьем, которое надевалось в самые торжественные праздники.
Была так же просторная изба для служек, разделенная на мужскую и женскую половину. Дворовых было не много — Глашка-ключница, Прасковья, которая управлялась на кухне, да конюх Семен. Ах, да! Была еще одна девица, Настя, его недавнее приобретение. Дочка сумасшедшей купчихи Кузьминой, из соседней деревни, которая безвременно почила, а когда вскрыли завещание, оказалось, что дочку свою она пустила по миру, ничего ей не оставив. Все имущество перешло в казну, за долги. И взял Настю Егор Алексеевич в услужение, пока так, в доме убрать, платье какое починить. А девка, надо сказать, видная! Красива лицом и фигурой, бедра круглые, талия тонкая, а грудь, при всей телесной петитности, особо привлекала внимание, большая, и, в то ж время, не висит. Вот же, наградила природа.
***
Настя сидела у окна, починяя саржевый подклад на парадном сюртуке Егора Алексеевича, и думала о своей изменившейся жизненной кондиции. Вот, еще недавно, с маменькой пили чай вечерами, сидя в саду среди яблонь, а теперь... Она коротко вздохнула. Надо как-то отблагодарить Егора Алексеевича... теперь он кормилец, и за нее в ответе.
Из дома высунулась Глашка, сухонькая баба, лет пятидесяти, и скрипуче закричала в сторону конюшни:
— Семен! Семен!
Из соседней двери, откуда не ожидалось, выглянула масляная рожа конюха. Опять, поди, на кухне с Парашкой миловались.
— Чаво? — Гаркнул он во все горло.
— Ай! — Глафира аж присела от испуга. — Ах ты, валандай брыдлый! — Перешла она на свой северный говорок. — Бегом к барину!
Семен скрылся за дверью, и двор опять погрузился в тишину.
Настя вернулась к шитью.
«Кто я теперь? Просто девка дворовая. Замуж когда звали, закобенилась, по любви хотела. Сейчас бы в городе жила. А теперь кто возьмет... Ни приданого, ни положения. Ну и пусть. Зато, Бог красотой не обидел, авось...».
Настя знала, что она красивая, и в прошлом очень даже этим пользовалась, из озорства. Помещики из соседних деревень в очереди стояли. Один, мальчик еще, был очень настойчивый, подарками задаривал. Она и растаяла, невинность свою ему отдала. Было ей тогда восемнадцать годков.
По двору рысью пробежал Семен, заскочил в конюшню, и умчался со двора на вороном.
«Не иначе с поручением, и, раз на лошади, то далеко».
Настя снова погрузилась в воспоминания.
***
.. — Настя, у нас гости!
Маменька торопливо накинув платок, выбежала встречать сына помещика из Николаевки, Антона, девятнадцати лет. Мама ласково звала его Антоша, в мечтах видя его в роли зятя.
— Антоша, ах, приятность какая! Проходи.
— Здравствуйте, Варвара Андреевна! Я, собственно, не в гости, а за Настенькой. Приглашаю покататься.
Порно библиотека 3iks.Me