Моя бесподобно прекрасная сестренка буквально упивалась своей независимостью, предпочитая, чтобы мальчики сохли по ней на расстоянии и не роняли слюни ей на коленки. Она получала от своей недоступности садистское наслаждение, не просто отказывая многочисленным ухажерам, но стараясь посильнее унизить их при этом, в красках обрисовав, почему такое ничтожество её недостойно. А ничтожествами, де факто, она почитала всех имевших дозволение, с её молчаливого согласия, вращаться вокруг своей, исключительно лишь заслуживающей внимания и восхищения персоны. Наверняка именно её, не нашедшая выхода сексуальная энергия, скованная всевозможными запретами и приличиями, и помогала ей добиваться исключительных успехов в учебе и спорте.
Иначе, я уверен, дикое сексуальное напряжение разорвало бы её в пух и прах. А так, её белозубо улыбающаяся фотография украшала собой все возможные доски под вывеской «Наша гордость». Я же подобной разрядки себе позволить не мог, в силу ли природной слабохарактерности или попросту оттого, что не хотел разрушать образ хрупкой и ранимой женственности, который уже начал с таким тщанием в себе пестовать, отчего неудовлетворенное желание становилось всё более и более навязчивым. Пока, в конечном счете, не привело меня в рабские оковы. Про своего отца я почти ничего не знаю. Мама уничтожила все следы его существования, а на все вопросы отвечала, что эта похотливая скотина недостойна даже воспоминаний о себе. Так мы и живем втроем в роскошно обставленном особняке, окруженном цветущей зеленью, которую заботливые руки садовника
превращают в изысканные произведения искусства. И все эти причудливые фигуры, будто стражи, охраняют наши секреты, которые, приведись им быть выставленными на всеобщее обозрение, до основания разрушили бы нашу, отшлифованную, будто бриллиант до прозрачности слезы, репутацию образцово показательной семьи. Утром мама отвозит нас с сестрой в колледж на шикарном черном «лексусе» с тонированными стеклами, так что мы с Эрикой, когда были совсем маленькими могли безнаказанно кривить «рожи» прохожим. Уже тогда мы ясно видели разницу между «нами» и этими угрюмыми работягами, плетущимися в свои душные офисы, чтобы потом и кровью выдавить из скучного до тошноты рабочего дня очередные гроши на существование. Теперь же когда я из студента превратился в домашнюю прислугу тонировка нужна больше для того чтобы меня, связанного по рукам и ногам, валяющегося на заднем сиденье, не было видно, когда мама отвозит меня в дома своих подруг, где я имею возможность продемонстрировать им поразительные результаты маминой дрессуры.
Мы будто вампиры, являем свою истинную сущность только ночью или во мраке плотно зашторенных комнат. Глядя на нашу семью никто бы и представить себе не смог, чем мы занимаемся после того, как возвращаемся домой, в наше роскошное викторианское логовище, опутанное будто плющом, тенетами запретной страсти, из которых ни один из нас уже не в силах вырваться на волю, к свету чудесной рутины обычной пуританской семьи, к воскресным походам в церковь и к кукурузным хлопьям на завтрак, вместо ежедневных экзекуций и утренней мочи из туфелек садистки сестры. Для всех обывателей, раскланивающихся с мамой в вежливых приветствиях и справляющихся дежурными вопросами о самочувствии милых детишек, мы — пример для подражания всем остальным семьям, благополучия которых не хватает даже для того, чтобы одарить своих детей приторной заботой матушки — гусыни, греющую своих отпрысков в силках прочной клетки из благообразных на вид перышек. Но всё это, конечно же, лишь нелепые маски, которые лишь по волшебству не трещат по швам, учитывая, как глубоко мы все скатились в пропасть порочных утех. Дориану Грею такое и не снилось. Просто вынужденный маскарад чтобы быть похожими на остальных облеченных высокой моралью сограждан. У которых, поверьте мне на слово скелетов в шкафу ничуть не меньше. И лица их такие же растянутые в улыбках маски, а сковырни чуток застывший пластик, и палец провалится в гниющую пустоту сочащуюся гноем похоти. Но никто из нас этого не сделает.
Мы сдержано пожимаем друг другу ладони, а сами думаем, что они делают этими самыми ладонями пока их никто не видит? Но вслух обмениваемся лишь ничего не значащими фразочками, сохраняя правила игры, нарушь которые и тебя тут же бросят на горящих костер морализма. А ты ведь можешь и за собой кого-нибудь утянуть. Поэтому все мы лишь говорящие манекены в обычной жизни. Мама, идущая впереди, точно ледокол, разбивающий лед плебейской толпы, идущей навстречу, рядом — Её Дражайшее Чадо, высоко вздернув свой чудесный носик, щебечет что-то о своих бесконечных успехах и я, Нелюбимое и Всеми Презираемое дитя, плетущееся в хвосте, с опущенной головой, и взглядом, сосредоточенным на лакированных задниках и высоких каблучках черных туфелек моих Тайных Повелительниц. Прямо таки выводок счастливых утят, со своей мамашей, вышедший на прогулку в уик-энд. Но это, конечно же, только кажимость. На деле же Мама — это Амазонка Победительница, а Её Дражайшее Чадо — Госпожа Младшенькая, моя властолюбивая сестричка... Нелюбимое и Всеми Презираемое дитя — это я. Когда-то Петер Краус. Теперь туалетная подстилка и жополиз обыкновенный. У нас не обычная семья. И я не обычный ребенок. Я не тираню маму неуправляемым поведением, не прихожу домой после одиннадцати, не достаю сестру клея жвачку в её блестящие золотом кудри. Вместо всего этого я целую им попки и подставляю свою, когда «члены» семьи хотят поразвлечься. Все прочие родители продали бы душу за то чтобы узнать способ, с помощью которого можно было бы заставить их вечно орущих и носящихся,
Порно библиотека 3iks.Me
47710
20.01.2019
|
|