по земле подол и многобантовый головной убор, закрывающий благородное личико от ласковых лучей майского солнца.
Спускаясь с крыльца, словно беременная кошка, она усилено вспоминала сцены из исторических романов — как в таких случаях поступали девицы.
«Перекрестить на дорожку? Нет, это слишком. В самом деле! Не сына же провожаю. Ещё приложишься не так и ославишься в веках, словно Марина», — думала Света, вспоминая, как читала про Мнишек, которая вместо того, чтобы поцеловать руку на святейшей православной иконе, прильнула к устам Богородицы.
Несмотря на усиленные поиски, у классиков и в житие святых, благопристойного расставания, в голове почему-то крутились лишь мемуары Елизаветы Николаевны Водовозовой:
«Саша с рыданиями бросилась к матери и переходила из одних объятий в другие, точно она передавала поклоны и переносила весточку каждому из нас от дорогого покойника, — все плакали, плакала и я, потому что плакали другие...».
Новоявленная княжна Ольга Павловна — Светка, представила описанную педагогом сцену и внутренне воскликнула: «Бред какой-то! Да! Водовозова же ещё и не родилась! Не написала книгу для детей «Жизнь европейских народов» и кудрявый мальчик Вова Ульянов, ученик четвертого класса симбирской гимназии ещё не получил её в награду, вместе с похвальным листом!».
Подошла, улыбаясь брату, резонно предположив, что это уместно во все времена. Произнесла слова напутствия, стараясь избегать словечек «знаменито», «парниша», «жуть», «кр-р-сата», «не учите меня жить» и других — из лексикона Эллочки-людоедки, так вовремя попавших ей на язык.
Мысленно подчитывая, насколько же она теперь старше женщины-педагога, биографию которого изучала перед вступлением в пионеры, Света приноровилась и ухитрилась, обнять Вовку. Даже поцеловать в щёку, не снеся краем своей роскошной, словно ботанический сад, шляпы его цилиндра. Но, этим она и ограничилась.
Как бы сердце не рвалось, оказаться перед прислугой посмешищем княжна Ольга Павловна не имела права.
Пока дядя давал какие-то наставления бородатому казаку, что сопровождал юного князя, Света уже издали, отойдя от Владимира меленькими шажками гейши, рассматривала под братом скакуна.
Вороная шерстка на иноходце лоснилась, ноги, гарцуя, переминались в нетерпении. Закусывая удила, потрясывая гривой и звеня уздой, жеребец выдавал поклоны. Словно природный шевалье, Вовчёнок уверено сидел в седле, его амуниция, начищенные до блеска сапоги из тончайшей яловой кожи, играли на солнышке.
В детдоме была целая гора старых и ломаных игрушек — примерно годов пятидесятых. Молчаливые и говорящие куклы, медвежата из вытертого до картона плюша, зайцы с барабанами и без. У кого была оторвана лапа, у кого — ухо, в детских разборках утерян глаз, а у кого и вовсе не было головы. Из года в год, эти сокровища мира игр и фантазий переходили по наследству от старших детдомовцев к младшим.
Вовке, в чудо-горе, Света раздобыла коня, на трех колесиках, без хвоста. Он часами с него не слазил, разя воображаемых врагов пластмассовой саблей мальчиша-кибальчиша. Разве она знала, что облезлая деревянная лошадка, когда-нибудь, превратится в вороного иноходца, и братишка будет гарцевать на нём, так же уверено, как в детстве маневрировал на трех колесиках.
Светка часто, словно Мата Хари, тайком пробиралась в комнату мальчиков и наблюдала за конными прогулками братишки, от кровати к кровати. Тогда, она не завидовала Вовке, но сейчас ей ужасно захотелось запрыгнуть в седло и ощутить под собой лошадь на просторе.
От только что образовавшейся мечты о конной прогулке, Светку отвлек казак, сопровождавший брата в Оренбург.
— Вы, барышня, не переживайте. Мы при юном князе. В обиду его не дадим.
— Это вы к чему? — рассеяно спросила она.
— Так, Пётр Игнатьевич послал. Говорит, вы шибко за брата переживаете. Чтоб я, лично, обещание вам дал — оберегать Владимира Павловича.
— Ах, это дядя вас прислал! — окончательно вернулась в усадьбу из заоблачных мечтаний Светка. — А сам, стало быть, такого обещание дать мне он не может?!
— Этого, барышня, мне не ведомо... Вы уж об том сами Петра Игнатьевича спросите.
— А заячий тулуп взяли? Не забыли?
— Тулуп? Зачем? Почти лето на дворе, барышня.
— Да так, вспомнила...
Казак отвечал громко, басом. Разговор молодой княжны с наставником Владимира перешел в нежелательную плоскость и дядя, опекун сестер Костровых и их брата, поспешил к ним.
Бородач обрадовался приходу барина. Покряхтел и недоуменно проговорил:
— Пётр Игнатьевич, барышня, вот, спрашивает: тулуп взяли, аль нет?
— Ступай, Елизар. Ольга Павловна расстроилась по случаю разлуки с братом. Уезжайте. Не травите душу временем.
— Оно понятно. Но вы, барышня, не шибко тужите. Свое слово Елизар держит...
Двор опустел. Прислуга разошлась, собаки разбежались. Одна Глаша вышла на дорогу и смотрела, как удаляются к горизонту два всадника. Кого она провожала? Для любопытной Светы, пока, осталось загадкой.
— Дядюшка, в моем имении лошадей много? — спросила она, не желая отпускать от себя опекуна.
— Как положено, — ответил тот.
— И скаковые есть? Для прогулки?
— Есть...
— Велите заседлать!
— Но, Оленька, сегодня вы не в костюме Амазонки! Наряд ваш, весьма, не подходит для конного выезда.
— Давайте договоримся, дядя!!! Когда мы в обществе, так уж и быть, я княжна Ольга Павловна, а вы мой опекун, но если мы одни — я Света! Света Переверзева! А вы... Я ещё не знаю, кто вы!.. Не придумала... Обсудим это на конной прогулке?
— Тогда вам надо переодеться, Света.
— Уже лучше. Не забывайте, Пётр Игнатьевич, — Дверь я! А вы лишь Угол. Мой Угол!
— Хранитель...
— Я помню — Змей! Золотой Полоз. Вы затащили меня во время, где нет ни кино, ни телевиденья, ни видео. Половина известных мне
Порно библиотека 3iks.Me
44826
23.02.2019
|
|