Жертвоприношение- Читать онлайн

за мою глупость. Телефон выскальзывает из моих трясущихся, скользких от крови рук. А он смотрит на меня, улыбаясь.

— Всё будет хорошо, дочка!

Держа телефон около уха, я наклоняюсь к нему. Не могу ничего сказать, зубы стиснуты судорогой. Он поднимает руку и гладит меня по щеке.

— Это было всего лишь ограбление, понимаешь? - говорит он тихо. Его рука падает на землю.

Мне хочется завыть от боли.

***

— Что читаешь, пап?

— Будешь смеяться, Робинзона Крузо. А как твоя новая картина?

— На ней появилось много светлых пятен, - объявила я, гладя его волосы.

— Хочется посмотреть на неё. Картины не лгут.

— Принесу в следующий раз.

— Она же не готова, - рассмеялся он – Зато я могу видеть тебя, это гораздо приятнее.

Картины не лгут, папа. Твои глаза тоже. Моя кисть проводит по холсту дрожащий оранжевый лучик, от которого сладко потеплело внутри. Это твой взгляд, папа. Тебе не скрыть, как он касается моих коленей, когда я сажусь у твоей больничной кровати. Чтобы не спугнуть его, я наклоняюсь к тумбочке, разгружая сумочку. Мои колени расходятся, чуть-чуть. Ещё...

Он закрывает глаза, смущённо, боясь выдать себя. Подманивает к себе пальцем и, указывая глазами на соседей по палате, шепчет:

— Они завидуют мне! Да-да. Говорят: к тебе старому, такая красавица приходит!

— Пусть завидуют, - шепчу я в ответ – И ещё придёт. Ещё более красивая.

Мы дружно смеёмся. Его глаза лучатся мягким светом.

На моей картине появился багровый ребристый знак, похожий на китайский иероглиф, и он обведён зелёным. Зелёнка и мирамистин – это наше всё. Брызгаю из флакона на ещё не снятые швы, ушной палочкой изящно обвожу зелёнкой. На спину шлёпается большой медицинский пластырь. Я делаю перевязку, как заправская медсестра.

— Повернитесь, больной, - говорю шутливо. С треском отрываю пластырь с груди – и не вертитесь, пожалуйста.

Опускаю взгляд вниз.

— Леночка, здесь я сам, - торопливо говорит Сашкин отец.

Но я уже стою перед ним на корточках. Тяну за штаны и трусы. Он торопливо прикрывает ладонями пах. Сохраняя серьёзность, обрабатываю шов на бедре. Снова мирамистин. Дую, чтобы быстрее высохло. Кисточкой удобнее, я ведь художница... Орудую зелёнкой. Пластырь.

— До свадьбы заживёт! – обещаю я.

Помедлив, приближаю своё лицо. Мои губы прикасаются к его руке, прикрывающей низ живота. К костяшкам пальцев, разбитых о череп подонка. Не слишком ли долго длится этот поцелуй? Мы оба замираем.

Я стою над своей картиной. А вот это... Прозрачная занавеска тихо колышется от мягких порывов ветра с улицы. Я стою на ступеньке, ведущей на лоджию, и поэтому моё лицо вровень с его лицом.

— Папа, простите меня, я была дурой...

Я закрываю глаза, и мои губы тянутся к его губам. Заныло в груди тревожно и сладостно, от того, что я делаю неправильное. Заколотилось сердце, когда наши губы встречаются вновь и вновь, и всё более неправильно, всё более чувственно. Дыхание учащается, ноги дрожат, а губы встречаются вновь и вновь...

Картина выдаст меня этими двумя красными волнистыми линиями, которые звучат в тон, которые извиваются, приближаясь и расставаясь. Затем руки... Они ложатся мне на талию, легко обнимают её. А мои... обнимают за шею моего ангела, привлекают меня к нему, моя грудь мягко прижимается к его груди. Так нельзя, но... Что можно сделать, когда его губы прижимаются к шее, когда уже становится нечем дышать, когда застонало сладостно тело под тонким платьицем, когда его руки двигаются, вызывая новые его стоны?

— Ты идёшь спать?

Я вздрагиваю, пойманная врасплох, в смятении от того, что краски на картине так извиваются и стонут, выдавая меня. Неужели он не видит этого?

— А, да. Сейчас.

Сашка придвигается ко мне, и я чувствую, что он меня хочет.

— Анечка уснула, - шепнул он.

Он задышал глубоко, часто, привычными движениями лаская меня.

— Ты так хочешь меня, милая! – довольно шепчет он.

Подлазит ко мне сзади, прижимает меня к себе. Опрокидывает меня ничком, наваливается сверху... Секунд через двадцать со сдавленным стоном пригвождает меня к кровати. Замирает, целуя сзади шею. С блаженным вздохом сваливается и плюхается на спину. Я натягиваю трусики и отворачиваюсь от него. Не хочу видеть использованный презерватив на столике рядом с будильником.

***

Музыка. Она какая-то нечеловеческая. Музыка ангелов. Ангелов, наносящих огненные поцелуи в моё сердце. Оно вздрагивает и корчится, а поцелуи безжалостны. Вспышка лимонного цвета. Что это было?

Аккорд платья, падающего к моим ногам. Симфония ласкающих губ, которые везде. Я держу в руках его голову, а он прикасается ко мне губами, руками. «Доченька, спасибо!».

Я всегда любила сидеть в этом кресле, в нём можно легко утонуть, скрыться от мира. Сейчас я тонула в этом кресле, тонула в его плюшевых объятиях, тонула в руках моего ангела, обнимающих мои бёдра. В это момент не было никого: Ни Анечки, ни Сашки. Были только я и он. О Господи, так нельзя! Нет. Нет. Это и была та жертва, которую я должна принести Богу. Сакральная жертва, в которую невозможно поверить. Я лежала раскинув руки в этом широком кресле, опираясь лопатками о его мягкое сиденье, а остальная часть меня взмыла вверх, бессильно раскинув ноги перед нежными вторжениями его рта...

Что было дальше, мне рассказала картина, которую я увидела в отражении зеркала: моё тело, зелёные пятна на груди, бедре и ладонях. Я закрываю глаза...

Картины не лгут.

Порно библиотека 3iks.Me