«сто тридцать седьмой» пойдёт. ЗИЛ, конечно, не автобус, но всё-одно — транспорт. Вали отсюда к своей балерине. Иначе застрянешь до конца учений. Коль маршал прибыл, начальникам сейчас не до нас с тобой... Езжай, пока я добрый...
..
Большаков открыл дверь в пустующий спортзал с лёгким сердцем вернувшегося домой человека. За те недели, что он провёл здесь, рисуя декорацию к балету, это место стало близким. Здесь его служба получила, пусть временную, но определённость.
Оформление Ленинской комнаты, боевых листков, стенгазет и помещения библиотеки, по сравнению с тем, к чему он возвращался сейчас, не шло ни в какое сравнение.
«Восстановлюсь, после службы в училище, поднаторею и - прямиком в мир театра!» - предполагал он, стоя на пороге. Не спортзала, а по сути - последующей жизни!
«Там столько не оприходованных писек!», - хихикнул в глубине сознания глумливый Борик.
Большаков его услышал, но не одёрнул.
«Правда имеет место быть!» - философски подумал он. И вспомнил... не Бестужеву, нет, а Елену Павловну - первоначальную и настоящую любовницу. С ней он познал науку любить по-мужски: жёстко, разнообразно и... нежно. Теперь всё это было его арсеналом и, несомненно, пригодится.
«Особенно в театре...» - хихикнул Борик, и Большаков согласно кивнул:
— И там особенно.
Мозг Большакова тут же осветил образ Бестужевой:
Это на сегодня иная, ближайшая для арсенала цель - сделать жену подполковника наложницей.
Холодную, расчётливую, умную, недоступную. И чертовски красивую.
Одни только перечисления различных препон вызывали спортивный интерес.
Она должна стать его следующей любовницей. Он её сломит! Нагнёт и заставит стать блядью!
Шагнув в спортзал, Борис с удовлетворением отметил, что за время его отсутствия, никто ничего не испортил, не перемещал, не внёс изменений.
В прохладном, не отапливаемом воздухе, стояли привычные запахи акриловых и масляных красок, щекочущие ноздри, летучие испарения уайт-спирита и чего-то ещё, свойственного только художественным мастерским.
— Ну, здравствуй! — сказал солдат своему залу с очень сантиментальным чувством. — Я вернулся.
Он пронёс в дальнюю глубину незаконченный портрет виртуальной пассии. Посмотрел на него какое-то время, прикидывая следующие этапы работы. Одобрительно хмыкнул, повернул лицевой стороной к стене.
«Это, будет сюрприз, который проложит путь к моей снежной королеве, — подумал он, поглаживая подрамник с натянутым полотном, — Надо только, временно, чем-нибудь, заслонить».
Взгляд остановился на тумбочке.
Не извлекая содержимого, Большаков потянул тяжёлую тумбочку от стопки гимнастических матов к месту, где поставил, прислонённым к стене будущий «таран» супружеской обороне Бестужевой.
Задним числом сообразил, что логичнее было бы принести к тумбочке сам подрамник с портретом.
— Ох, и тяжеленая хрень...
Только успел сказать - «хрень» распахнулась, и на дощатый пол, к сапогам художника, посыпалось содержимое верхней полки.
— Дурная голова ногам покоя не даёт, - чертыхнулся он, подбирая рассыпанное.
Перекладывая листы эскизов и альбомы, Большаков вспомнил о рисунке, который сделал по подсказке озорного Борика:
«Не можешь дать за щеку, так хоть нарисуй про это».
Шуточное предложение второй ипостаси солдату понравилась и, играючи воображением, его рука вывела сценку разврата - прогнувшаяся в танце Бестужева, тянется к торчащему члену голого Большакова.
«А ведь хорошо получилось!» — вспомнил Боря, листая альбом в поисках эротического рисунка. Вместо него, увидел край вырванного листа.
— Нифига себе! Кто же это так постарался?
В задумчивости, он перетащил тумбочку к портрету и, со злополучным альбомом в руках, уселся на стул:
«Кому это приспичило ковыряться в моих вещах?»
Когда-то, ещё в начале службы, салабон Большаков, для будущих воспоминаний, попытался вести что-то вроде дневника, записывая туда всё по принципу поющего калмыка - «Что увижу, о том и пою».
Но сержант Намаконов извлёк из тумбочки Большакова (вот ведь сволочная ищейка!) это «этнографическое творчество о солдатском быте в советской Армии» и конфисковал.
Прежде чем уничтожить, повыделывался перед строем и отправил Большакова чистить гальюн на тридцать очков. В одиночку.
«И когда? В самую новогоднюю ночь! - напомнил, ничего не забывающий Борис Петрович. - А в дневнике были неплохие изложения, которые могли бы пригодиться... Весьма неплохие...»
«Умеет изощряться, сволочь!» - сердито подумал Большаков.
Он ясно представляя рожу злопакостного татарчонка с погонами сержанта.
«При случае, я тебе устрою... Изображу в самом непотребном виде... Но всё же, кто вырвал из альбома рисунок?»
«А ты не догадываешься? — подала голос самая умная ипостась. — Ключ от входа в спортзал у кого ещё есть? То-то же...»
— Она его порвала!
«Не факт. Возможно - реквизировала.»
«Ага, чтобы любоваться твоим торчащим «малышом», - хихикнул Борик. – Тсс... Идёт!»
..
— Что-то вы задолголись! Просто извелась, ожидаючи... — в спортивный зал вошла Нина Георгиевна.
Заметив в руках художника известный ей альбом, женщина заметно стушевалась.
— Вы всегда преследуете меня в интимные моменты, — сказал Большаков, у которого мысль, что Бестужева видела и «оценила» похабный «шедевр» с её участием, запустила в рост долго бездействующего «малыша». — Стоит задуматься о вас... немного пофантазировать... и – вот, вы — тут, как тут!
В подтверждение своих слов, он демонстративно повернулся так, что возникший под галифе бугор стал отчётливо виден.
— Извольте убедиться.
— Шутите в прежнем духе? А я вас, действительно, ждала.
— Какие шутки! Я серьёзен, как никогда. Даже возбудился, представляя будущую Лебедь, крадущуюся на пуантах к чужим вещам.
— Не понимаю, — оцепенела подполковница. И стрельнула глазами в причинное место.
Большаков это заметил. И начал наступление:
— Могу уточнить. Зачем вы, без спросу, взяли вон в той в тумбочке альбом и уничтожили лучший из моих рисунков?
Возникла пауза.
Опершись свободной рукой о спинку стула и держа перед собой «вещественное доказательство», солдат застыл в позе карающего судьи, ожидающего от приговорённого к осуждению, искреннего признания и
Порно библиотека 3iks.Me
 17385
 29.08.2021
|
|
Дела семейные. Часть 27
Мне нравится