розах и вдохнула их аромат.
Признаться, я думал, что квартира у нее будет пошикарнее. Да, три комнаты, да, потолки три шестьдесят, да, кухня не четыре метра. И обставлена не старьем, как у меня, но и не стильным хай-теком. В одной комнате – гостиная, в другой голые стены, пяток стульев и рояль «Блютнер», а в третью Людка меня не пустила, улыбаясь загадочно, сказала: «У меня там будуар».
Что у нее осталось тем же, так это глаза. И поворот головы, чуть склоненной к правому плечу. Седину на длинных до плеч волос Людка закрашивала, вблизи это было видно, корни волос белы, и мелкие морщины на слегка тронутых румянами щеках, куда ж без них. Пока закипал большой чайник, Людочка отвела меня к роялю.
— Помнишь, как ты подбил меня сыграть что-нибудь вместе?
— Это в школе-то? Помню. Я тогда сдрейфил.
— А сейчас? Давай сыграем в четыре руки. У меня есть прелестный гавот...
Людка полезла в ноты, но я ее остановил:
— Я сейчас и «чижик-пыжык» не сыграю, куда там!
— Тогда сыграю я, а ты слушай! Фредерик Шопен, вальс номер семь...
Хотел бы я так играть эту классическую попсу, как она играла этот вальс. Вещица, несомненно, прелестная и не длинная, но Людочка пару раз останавливалась, разминая кисти рук.
— Ну и как? – спросила пианистка, отыграв Шопена.
— Отлично!
— А, по-моему, плохо! Руки уже не те! На пенсию пора...
— И что ты будешь делать на пенсии?
— Как что? Детишек учить. ЖЭК обещал помещение выделить, перетащим рояль, то-се.... Если честно, то и хоромы-то эти мне не нужны, одной...
— Так ты она?
— Мог бы и сам догадаться. Ладно, пошли на кухню чай пить!
Она со стуком захлопнула крышку клавиатуры и встала с вращающегося табурета.
Я ожидал увидеть и попробовать с чаем какой-нибудь экзотики вроде сладкой пахлавы или чурчхелы, но к чаю были только сушки и сдобные крендельки с корицей.
— Боишься поправиться? – спросил я ломая сушку в кулаке.
— Хотела бы, но не могу. В маму удалась, не в отца.
— А где они? – осторожно спросил я. – В Грузии?
— Мама давно в земле лежит, а отец в Израиль уехал. Сказал: «Мне здесь душно!» и уехал.
— В Израиль?
— Ну, да. А куда же еще, ведь он – еврей! Потийский еврей, хорошо, квартиру оставил. Ты чай-то пей!
Я отхлебнул из стеклянного, похожего на винный, фужера, терпкого и бархатистого напитка и зажмурился от удовольствия.
— Хорошо, даже очень! – похвалил я грузинский чай. – Но почему в бокалах?
— Этот способ придумал Шота Битадзе. Он предложил заваривать чай в специальном стеклянном кувшине с узким горлом для подачи вина – декантере. Затем в сосуд заливают кипяток и, перемешивая заварку лёгким покачиванием декантера, наблюдают за процессом заваривания. В сосуде аромат чая полностью раскрывается, становится ярким и насыщенным, а вкус – очень нежным и слегка бархатистым. Это меня грузинские друзья научили. Декантера у меня нет, я в графинчике заварила.
Надо будет стеклянный заварной чайник купить, подумал я, чтобы наблюдать за процессом заваривания. Но тут же «закатал губы» обратно. На мою пенсию еще не хватало чайники покупать. А вот графинчик у меня был. Для водки. Только дело до него не доходило. Водка выпивалась без перелива.
Я допил «фужерный» чай, но приметил в углу просторной кухни большую оплетенную бутыль наподобие химической.
— Это что?
— Это сухое «Саперави».
— Тоже друзья?
— Они самые. Хочешь?
— Хочу. Немного. Полбокала.
— А я не буду, – с сожалением сказала Людка, ковыряя кухонный стол накрашенным ногтем. – У меня завтра репетиция, а потом концерт.
Она сошла с кухонного табурета, вытащила бутыль на свет, но я ее мягко отстранил:
— Разливать вино – дело мужское!
Пробка была настоящей, не пластмассовой, и не газетной затычкой, как в кино про кулаков. Вышла она легко, и наплескал вкусно пахнувшего вина себе в бокал. И Людка тоже решилась:
— Наливай и мне!
Мы чокались и пили, пили и чокались, пока у Людки не закружилась голова, и она захотела прилечь. Я легко ее донес и уложил на диван, затем снял лаковые туфли и укрыл одеялом. Она поспала немного и сказала абсолютно трезвым голосом:
— Ну?
— Что «ну»?
— Или я стара для тебя? – с вызовом сказала Людка.
— Женщина не может быть старой. Она, как вино, теряет резкость, но приобретает крепость.
— Это ты сам придумал?
— Сам. Прямо сейчас.
— Тогда и делай все сам.
Я завернул Людкино черное платье ей на живот и взялся за колготки...
— Почему-то плакать хочется, – тихо сказала Людка.
— От счастья?
— Ну, какое же это счастье быть распятой и проткнутой? Отчего-то другого...
— Оттого, что ты кому-то все-таки нужна? Например, мне.
— А студенты? Я же им тоже нужна!
— Студенты так же точно будут заниматься у другого преподавателя. Хотя бывают любимые преподаватели и не очень.
— Интересно, я любимый преподаватель или не очень?
Она села и обхватила себя руками.
— Надо принять душ и поспать. А потом ехать на дневную репетицию. Вечером концерт.
Занималась ранняя летняя заря, когда я задремал и проснулся, когда она присела на край дивана, завернутая в полотенце.
— Знаешь, если тебя все-таки выпрут на пенсию, продавай эти хоромы и переезжай ко мне. Красивой жизни не обещаю, но компанию составить, думаю, смогу. Научишь играть в четыре руки.
Людка посмотрела на меня серьезно и строго.
— Или даже не так, сдай эту квартиру внаем. Еще и лучше...
— Даже не знаю. Душно здесь,
Порно библиотека 3iks.Me
2784
09.03.2022
|
|