Значит, ниже? – спросила Людка и покосилась на Вовкины вздыбленные лыжные брюки.
— Ага! А ты ничего не почувствовала?
— Меня другая его вещь заводит. Хочешь, сыграю?
Макаров кивнул. Людка снова заиграла, на Вовкин неискушенный слух, такую же галиматью, как и совсем недавно, тут же покраснела и перестала стучать по клавишам.
— Прямо в жар бросает! А тебя?
— Не особо. «Экстаз» лучше.
— Ну, не знаю...
— У нас пол разный. Может, поэтому?
— А мне даже жарко стало! – сказала Людка, оттягивая ворот кофты и отдуваясь. – Может, снять?
— Снимай, – с деланным равнодушием сказал Вовка и отвернулся.
— И брюки?
— И брюки. Мне-то что...
Людка шуршала одеждой совсем недолго, а когда она разрешила повернуться, Шенгелия снова сидела на стуле, и не голая, и не в рубашке или комбинации, а в очень симпатичном платьице гофре в крупную клетку с узким пояском. Вовка с облегчением вздохнул:
— Тебе идет! Красиво!
Людка обрадовалась похвале, вскочила и начала кружиться, как девочка из первого класса. Замелькали белые трусы, и Макаров закрыл глаза.
— Вовка, тебе тоже жарко? – пропела Людка. – Ты весь красный!
Тут-то Макаров обнаружил, что он все еще стоит в зимней куртке и шапке, и держит в онемелой руке футляр с аккордеоном. Поневоле будешь красным!
— Спасибо, Люд! Это все от музыки, себя забыл.
Вовка поставил инструмент на пол, снял шапку, куртку и положил все на стулья в глубине сцены. Потом водрузил на столик рядом с пианино футляр с аккордеоном и начал расстегивать тугие пуговицы на чехле. Долго расстегивал, Людка даже устала смотреть и дважды порывалась Макарову помочь. Наконец Вовка расстегнул блестящие чемоданные замки, извлек инструмент и накинул на плечи ремни. «Я сыграю плясовую!», – объявил он, нажимая клавиши регистров. Короткое вступление, и Макаров заиграл «Светит месяц, светит ясный». Простая вещица, но заводная, особенно если слушатели в подпитии где-нибудь на свадьбе.
Вовке довелось как-то играть на свадьбе. По малости лет водки ему не налили, отбоярились лимонадом «Буратино» и селедочкой с лучком и картошечкой с растительным маслом. Но зато Макаров принес домой и отдал маме первые, честно заработанные деньги – целых три рубля! И был счастлив! А про то, что свадьба закончилась дикими «половецкими» плясками с засовыванием рук за лифчики и хватанием женщин за мяконькое, он не сказал. Да мама и сама знала...
Кажется, Людочку плясовая не тронула, потому что, едва Вовка закончил играть, она задумчиво сказала:
— Надо бы шариков купить для антуража.
— Я куплю! – с готовностью ответил Макаров.
— Я сама куплю. Ты в прошлом году покупал. Позорище вышел!
В прошлом году действительной вышел позорище, тут не поспоришь. К танцам под радиолу они тоже хотели купить шариков, да Макаров позабыл. Он метался по микрорайону перед самым праздником, и ничего! Тогда он пошел в аптеку, где долго мялся и краснел, пока вымолвил заветное и запретное:
— Презервативы. Десять...
И стушевался.
Вовка как-то видел по телевизору, как в передаче «Здоровье» один корреспондент вел трансляцию с завода резинотехнических изделий про проверку электроникой этих самых изделий. Ему отвечала дородная женщина в синем халате и белой косынке. При этом она улыбалась и хихикала, как девчонка-подросток, у которой спросили: «Откуда дети берутся». А потом она сказала, что вместо электроники можно просто налить в презерватив аж ведро воды, и он не порвется. Или просто надуть воздухом.
Когда же аптекарша грозно высунулась в окошко и спросила: «Зачем тебе столько, мальчик?», Вовка просто надул губы и изобразил бога Борея, дувшего, как на картинке, в паруса Одиссея.
Вешать порнографические шарики доверили, как самому длинному, Сашке Капко. Поскольку «Огонек» планировался в кабинете литературы, где почти под самым потолком были развешаны портреты разных писателей, он там «шарики» и развесил, зацепив за гвоздики. Вовка надувал, Юрка Ефимов завязывал красной ниткой, а Сашка вешал. Портретов было мало, презервативов много, и каждому писателю досталось по два шарика, а Льву Толстому даже три. На что он взирал неодобрительно из-под кустистых бровей.
Евгеша, завуч и литературша в одном лице, сначала хотела разозлиться, а потом долго смеялась, тыкая пальцами в портреты под потолком и хлопая по широким бедрам руками, как птица крыльями. А Вовка вяло оправдывался, повторяя: «Так цветных же не было!». А «шарики» все-таки пришлось снять...
— А где ты их возьмешь в таком количестве? – нахмурив брови, спросил Макаров.
— Папка достанет.
Папка у Людки Шенгелия работал, наверное, магом и волшебником. В прошлом году он «доставал» мимозу девочкам и гвоздики учителям, а в позапрошлом приволок целую коробку разноцветных носков. Вовка так и спросил:
— Он у тебя не старик Хоттабыч?
Людочка вдруг сделалась очень серьезной и спросила:
— А ты никому не разболтаешь?
Вовка чуть было не сказал: «Бля буду!», но ответил по-другому:
— Могила!
— Ладно! – успокоилась Шенгелия и выдала Вовке «страшную» тайну: ее отец торговал цветами на Черемушкинском рынке и мог достать все на свете.
При этом она страшно покраснела и даже кусала палец.
— У нас всякий труд в почете! – заверил ее Макаров и начал играть «Вальс цветов» Петра Ильича Чайковского.
А потом Людка сыграла и спела романс Сергея Рахманинова на стихи Федора Тютчева «Весенние воды», очень прилично спела, и тогда Вовка понял, что концерт к празднику «Восьмое марта» у них получится.
Затем Макаров сыграл вальс «Амурские волны», но Шенгелия сказала, что этот номер не пройдет, потому что там про какой-то гаолян и могилы. Тогда Вовка заиграл другой вальс, тоже про воду, но
Порно библиотека 3iks.Me
3414
06.03.2021
|
|