посмотрел в монокль. — Прислуга. Сенная девушка и ваша тайная подруга. Селянка, крепостная, ваша собственность. Зовут её Глаша. Как только я выйду, она оживет, затараторит и подаст вам откушать в постель. Но предупреждаю, молоко только что из-под коровы. Вам ещё надо к нему привыкнуть. Пироги, с лесной ягодой на меду, менее безопасны вашему воспитанному на фаст-фуде желудку.
— Настоящие?
— Настоящее, не сомневайтесь. Девушка, именье, еда...
— Что-то, не больно верится!
— Кстати, о вас, Света. Здесь, в своем имении вы Кострова Ольга Павловна, княжна весьма древнего рода. Упомянутого в разрядных книгах с одна тысяча пятьсот пятидесятого года. Ваш прародитель прибыл ко двору царя Иоанна Грозного из Заяичья. То бишь, из-за Камня, Уральских гор.
— Я княжна?!
— Да, княжна. И у вас, милая Ольга, есть старшая сестра Версофия Павловна и младший брат Владимир Павлович. А так же дядя по покойной матери — Пётр Игнатьевич Полозов, опекун племянника и племянниц. Сирот. Как вы догадываетесь, опекун — это я. Брат ваш не помнит детдома — той жизни. Он юный князь и, не далее как вчера, вы подарили ему старинную шашку. По случаю купленную в монастыре, где вы, недавно, были с сестрой на богомолье, во время Великого поста.
— Но это же муляж! Передо мной сплошной муляж!
— Вы ошибаетесь, Света.
— Тогда, где я настоящая? Светка Переверзева из детдома или княжна древнего рода Кострова?
— Все относительно...
— А вы-то кто? Старенький учитель, или щеголь, денди — князь?!
— И то и другое. Внешность лишь оболочка. Можно менять одежду, а можно и образ, положение, возраст, но нельзя изменить себя и себе.
Поясняя, Пётр Игнатьевич сначала стал стариком, окутанным длинной седой бородой и такими же власами, с клюкой в узловатых пяльцах, перевоплотился в конопатого парнишку в косоворотке, воина в шеломе и кольчужной рубахе, — вновь, в денди.
Светка, снова забыв про наготу, попой забралась на подушку, которая, секунду назад, была под её головой.
— Я не хочу быть старой и седой! — словно что-то стряхивая с грудей, выкрикнула она. — Где Верка, Пётр Игнатьевич?! Она жива?
— Версофия Павловна в другом флигеле, спит сном младенца. Чтобы восстановиться, ей потребуется дня три, или около того. Но, для всех она в отъезде. Гостит у губернатора Курска Павла Николаевича Демидова. В прошлом годе там была эпидемия холеры. Павел Николаевич возвел в городе четыре больницы, а по весне решил закатить балы по сему поводу. Вот ваша сестра и отправилась в Курск, немного развлечься.
— Холера в прошлом годе?
— В одна тысяча восемьсот тридцать первом. Ну, пожалуй, и всё... Пора просыпаться, милая барышня. Своего дядю и младшего брата, вы найдете в саду, за уроком фехтования. Глаша вам поможет одеться к выходу. Главное, ничему не удивляйтесь.
Пётр Игнатьевич покинул кресло, встал, подошел к двери, обернулся.
— Да. Совсем забыл. С короткой стрижкой во второй четверти девятнадцатого столетия вам, княжна, будет несколько некомфортно.
Учитель снова подкинул трость, глянул одним глазом в монокль. Света почувствовала, как на обнаженные плечи упали волнистые каштановые волосы, они были настолько густы и длины, что в них можно было закутаться.
Она с силой дернула вьющеюся прядь.
— Ай!!! Бо
льно!
— Кончено, они же продолжение вас.
— Но так длинно волосы у меня не росли — секлись!
— Ничему не удивляйтесь, княжна...
— Легко сказать — не удивляйтесь, — пробурчала она в ответ, перебирая и рассматривая свои вьющиеся кольцами новые локоны.
Дернула ещё раз:
— Ай!
Пётр Игнатьевич вышел, тихонько прикрыв за собой двери, а в голове Светки, — то есть, молоденькой княжны Ольги Павловны, снова сложилась инородная, извне, фраза: «Глаша, отомри!».
Изваяние, стоявшее рядом с кроватью, сделало выдох, как и было обещано дядей затараторило:
— Ой, барышня! Что ж это вы? Проснулись, а меня не кличете. Дядюшка ваш, вот уж и колокольчик над вашей кроваткой приделать велели, чтоб, по надобности какой, меня звали, а вы, всё едино, не кличете. А я вам молочка парного и пирожков ягодных на меду принесла. Отведайте, да пожалуйте в баньку. Парная уже жаром пышет и вас ожидает.
— Баня?
— Так сами же, вчерась, повелели поутру истопить! Как проснетесь.
— Вчера? Повелела?
— Ну, барышня, вы, прямо, будто недоспали! Вот, попейте молочка.
Глаша подала барышне отделанный серебром стакан. Света отхлебнула совсем немного.
— Ой... жирное!
— И пирожком закусите.
— Это сколько же калорий, сразу!
— Чего? — застыла та в недоумении.
— Растолстею я так, Глаша.
— Прямо и растолстеете! А если чуток и поправитесь, барышня! Так вам и не помешает. А то словно мальчонка! Ни спереди, ни сзади не оттопыривает.
— И всё же...
Света разломила пирожок, половину положила на поднос.
— Молоко хоть выпейте!
Проглотив на сухую, толкая горлом мягкий горячий пирожок с брусникой в меду, Света отрицательно помотала головой.
— Ни... че...го я не... хо...чу...
Глаша поставила поднос на столик, мелькнула мимо большого, во весь рост, зеркала, поправив в волосах ленту, и проговорила:
— Тогда пойдемте, барышня, париться.
— Прямо так? Голой!
— Набросьте пока.
Глаша взяла с кресла, на котором только что сидел денди Полозов, ажурный пеньюар и подошла. Лишь сейчас Света заметила его существование.
— Давайте-ка ручки, барышня, — накидывая на госпожу прохладный шелк и запахивая, она добавила: — А попаримся да чаем обсохнем, я вас в платье обряжу и головку приберу.
— А трусики? — позволяя Глаше вынуть поверх одеяния ещё непривычно-длинные волосы, спросила она.
— Что-то я вас сегодня совсем уж в толк не возьму, барышня! О чем спрошаете? Сон дурной привиделся?
Порно библиотека 3iks.Me
44663
23.02.2019
|
|